Напрасно вы в тени таились Для мирных, счастливых друзей, Стихи мои! Вы не сокрылись От гневных зависти очей. Уж бледный критик, ей в услугу, Вопрос мне сделал роковой: Зачем Русланову подругу, Как бы на смех ее супругу, Зову и девой и княжной? Ты видишь, добрый мой читатель, Тут злобы черную печать! Скажи, Зоил, скажи, предатель, Ну как и что мне отвечать? Красней, несчастный, бог с тобою! Красней, я спорить не хочу; Довольный тем, что прав душою, В смиренной кротости молчу. Но ты поймешь меня, Климена, Потупишь томные глаза, Ты, жертва скучного Гимена... Я вижу: тайная слеза Падет на стих мой, сердцу внятный; Ты покраснела, взор погас; Вздохнула молча... вздох понятный! Ревнивец: бойся, близок час; Амур с Досадой своенравной Вступили в смелый заговор, И для главы твоей бесславной Готов уж мстительный убор. Уж утро хладное сияло На темени полнощных гор; Но в дивном замке всё молчало. В досаде скрытой Черномор, Без шапки, в утреннем халате, Зевал сердито на кровати. Вокруг брады его седой Рабы толпились молчаливы, И нежно гребень костяной Расчесывал ее извивы; Меж тем, для пользы и красы, На бесконечные усы Лились восточны ароматы, И кудри хитрые вились; Как вдруг, откуда ни возьмись, В окно влетает змий крылатый; Гремя железной чешуей, Он в кольца быстрые согнулся И вдруг Наиной обернулся Пред изумленною толпой. "Приветствую тебя, — сказала, — Собрат, издавна чтимый мной! Досель я Черномора знала Одною громкою молвой; Но тайный рок соединяет Теперь нас общею враждой; Тебе опасность угрожает, Нависла туча над тобой; И голос оскорбленной чести Меня к отмщению зовет". Со взором, полным хитрой лести, Ей карла руку подает, Вещая: "Дивная Наина! Мне драгоценен твой союз. Мы посрамим коварство Финна; Но мрачных козней не боюсь: Противник слабый мне не страшен; Узнай чудесный жребий мой: Сей благодатной бородой Недаром Черномор украшен. Доколь власов ее седых Враждебный меч не перерубит, Никто из витязей лихих, Никто из смертных не погубит Малейших замыслов моих; Моею будет век Людмила, Руслан же гробу обречен!" И мрачно ведьма повторила: "Погибнет он! погибнет он!" Потом три раза прошипела, Три раза топнула ногой И черным змием улетела. Блистая в ризе парчевой, Колдун, колдуньей ободренный, Развеселясь, решился вновь Нести к ногам девицы пленной Усы, покорность и любовь. Разряжен карлик бородатый, Опять идет в ее палаты; Проходит длинный комнат ряд: Княжны в них нет. Он дале, в сад, В лавровый лес, к решетке сада, Вдоль озера, вкруг водопада, Под мостики, в беседки... нет! Княжна ушла, пропал и след! Кто выразит его смущенье, И рев, и трепет исступленья? С досады дня не взвидел он. Раздался карлы дикий стон: "Сюда, невольники, бегите! Сюда, надеюсь я на вас! Сейчас Людмилу мне сыщите! Скорее, слышите ль? сейчас! Не то — шутите вы со мною — Всех удавлю вас бородою!" Читатель, расскажу ль тебе, Куда красавица девалась? Всю ночь она своей судьбе В слезах дивилась и — смеялась. Ее пугала борода, Но Черномор уж был известен, И был смешон, а никогда Со смехом ужас несовместен. Навстречу утренним лучам Постель оставила Людмила И взор невольный обратила К высоким, чистым зеркалам; Невольно кудри золотые С лилейных плеч приподняла; Невольно волосы густые Рукой небрежной заплела; Свои вчерашние наряды Нечаянно в углу нашла; Вздохнув, оделась и с досады Тихонько плакать начала; Однако с верного стекла, Вздыхая, не сводила взора, И девице пришло на ум, В волненье своенравных дум, Примерить шапку Черномора. Всё тихо, никого здесь нет; Никто на девушку не взглянет... А девушке в семнадцать лет Какая шапка не пристанет! Рядиться никогда не лень! Людмила шапкой завертела; На брови, прямо, набекрень И задом наперед надела. И что ж? о чудо старых дней! Людмила в зеркале пропала; Перевернула — перед ней Людмила прежняя предстала; Назад надела — снова нет; Сняла — и в зеркале! "Прекрасно! Добро, колдун, добро, мой свет! Теперь мне здесь уж безопасно; Теперь избавлюсь от хлопот!" И шапку старого злодея Княжна, от радости краснея, Надела задом наперед. Но возвратимся же к герою. Не стыдно ль заниматься нам Так долго шапкой, бородою, Руслана поруча судьбам? Свершив с Рогдаем бой жестокий, Проехал он дремучий лес; Пред ним открылся дол широкий При блеске утренних небес. Трепещет витязь поневоле: Он видит старой битвы поле. Вдали всё пусто; здесь и там Желтеют кости; по холмам Разбросаны колчаны, латы; Где сбруя, где заржавый щит; В костях руки здесь меч лежит; Травой оброс там шлем косматый И старый череп тлеет в нем; Богатыря там остов целый С его поверженным конем Лежит недвижный; копья, стрелы В сырую землю вонзены, И мирный плющ их обвивает... Ничто безмолвной тишины Пустыни сей не возмущает, И солнце с ясной вышины Долину смерти озаряет. Со вздохом витязь вкруг себя Взирает грустными очами. "О поле, поле, кто тебя Усеял мертвыми костями? Чей борзый конь тебя топтал В последний час кровавой битвы? Кто на тебе со славой пал? Чьи небо слышало молитвы? Зачем же, поле, смолкло ты И поросло травой забвенья?.. Времен от вечной темноты, Быть может, нет и мне спасенья! Быть может, на холме немом Поставят тихий гроб Русланов, И струны громкие Баянов Не будут говорить о нем!" Но вскоре вспомнил витязь мой, Что добрый меч герою нужен И даже панцырь; а герой С последней битвы безоружен. Обходит поле он вокруг; В кустах, среди костей забвенных, В громаде тлеющих кольчуг, Мечей и шлемов раздробленных Себе доспехов ищет он. Проснулись гул и степь немая, Поднялся в поле треск и звон; Он поднял щит, не выбирая, Нашел и шлем и звонкий рог; Но лишь меча сыскать не мог. Долину брани объезжая, Он видит множество мечей, Но все легки, да слишком малы, А князь красавец был не вялый, Не то, что витязь наших дней. Чтоб чем-нибудь играть от скуки, Копье стальное взял он в руки, Кольчугу он надел на грудь И далее пустился в путь. Уж побледнел закат румяный Над усыпленною землей; Дымятся синие туманы, И всходит месяц золотой; Померкла степь. Тропою темной Задумчив едет наш Руслан И видит: сквозь ночной туман Вдали чернеет холм огромный, И что-то страшное храпит. Он ближе к холму, ближе — слышит: Чудесный холм как будто дышит. Руслан внимает и глядит Бестрепетно, с покойным духом; Но, шевеля пугливым ухом, Конь упирается, дрожит, Трясет упрямой головою, И грива дыбом поднялась. Вдруг холм, безоблачной луною В тумане бледно озарясь, Яснеет; смотрит храбрый князь — И чудо видит пред собою. Найду ли краски и слова? Пред ним живая голова. Огромны очи сном объяты; Храпит, качая шлем пернатый, И перья в темной высоте, Как тени, ходят, развеваясь. В своей ужасной красоте Над мрачной степью возвышаясь, Безмолвием окружена, Пустыни сторож безымянной, Руслану предстоит она Громадой грозной и туманной. В недоуменье хочет он Таинственный разрушить сон. Вблизи осматривая диво, Объехал голову кругом И стал пред носом молчаливо; Щекотит ноздри копием, И, сморщась, голова зевнула, Глаза открыла и чихнула... Поднялся вихорь, степь дрогнула, Взвилася пыль; с ресниц, с усов, С бровей слетела стая сов; Проснулись рощи молчаливы, Чихнуло эхо — конь ретивый Заржал, запрыгал, отлетел, Едва сам витязь усидел, И вслед раздался голос шумный: "Куда ты, витязь неразумный? Ступай назад, я не шучу! Как раз нахала проглочу!" Руслан с презреньем оглянулся, Браздами удержал коня И с гордым видом усмехнулся. "Чего ты хочешь от меня? — Нахмурясь, голова вскричала. — Вот гостя мне судьба послала! Послушай, убирайся прочь! Я спать хочу, теперь уж ночь, Прощай!" Но витязь знаменитый, Услыша грубые слова, Воскликнул с важностью сердитой: "Молчи, пустая голова! Слыхал я истину, бывало: Хоть лоб широк, да мозгу мало! Я еду, еду, не свищу, А как наеду, не спущу!"